Балет
   Всемирный балет всегда обходил тему великанов. По объективным причинам: понять, где великан, а где простой человек среднего роста и мифологического происхождения, на обычной сцене было бы невозможно. Но в здании Лиликанского большого королевского академического театра драмы, оперы и балета, придуманного Майей Краснопольской и Ильей Эпельбаумом, расположенного в их кукольном театре "Тень" (награжденного уже как минимум четырьмя "Золотыми масками"), творились и не такие чудеса.
Музыка к балету про циклопа Полифема и его безответную любовь к нимфе Галатее писалась специально и по уникальной технологии. К режиссеру приставили штат композиторов, и, не зная ни одного музыкального термина, Илья Эпельбаум руководил их творческим процессом, а автор идеи Петр Поспелов внимательно следил, чтобы плоды их деятельности потом можно было свести воедино, не поубивав друг друга.
   Когда авантюра увенчалась успехом, на роль Полифема пригласили Николая Цискаридзе. На крохотной сцене (метр на метр) он помещался фрагментами. Либо ступни ног, либо голова, либо одна рука. Однажды ему все-таки удалось свернуться вчетверо и почти целиком предстать перед залом. В такой неудобной позе его страшный циклоп Полифем, ослепленный Одиссеем, влюбленный в Галатею и исцеляющий свою несчастную любовь музыкой, одними пальцами ног вынужден был передавать весь драматизм положения и глубину характера, явно прежде недооцененного, так как в исполнении Цискаридзе Полифем выглядел просто национальным героем, сражающимся, правда, только за свою любовь. Нимфы прыгали по его рукам, как по горам. Небеса гневались. Под ногами лежал лиликанский культурный слой - мягкая удобная пружинящая крошка...
   После премьеры автор хореографии и исполнитель роли Полифема Николай Цискаридзе рассказал "РГ" о большом значении маленьких кукол в его жизни, а режиссер спектакля Илья Эпельбаум поделился рецептом, как ему удалось ограничить звезду большого балета метровым форматом сцены кукольного театра.

   Николай Цискаридзе: Куклы всегда имели значение в моей жизни. Я люблю кукольный театр, много посещал кукольных спектаклей, но никогда не предполагал, что в чем-то подобном буду сам участвовать. Однажды, будучи членом жюри "Золотой маски", я увидел спектакль театра "Тень" и сказал Илье Эпельбауму: как жаль, что у тебя нельзя поставить балет. А Илья пообещал подумать. И через какое-то время раздался звонок: есть идея для балета. На поступившее предложение я отозвался с удовольствием.
Российская газета: Николай, с кем проще работать - с балеринами игрушечными или с живыми?
Цискаридзе: Игрушечные молчат. И с ними ты всегда прав!
РГ: Зато их можно не заметить и случайно раздавить.
Цискаридзе: У нас таких эксцессов не было, все остались живы. Надо было только придумать так и запомнить, чтобы мы все друг другу не мешали.
Илья Эпельбаум: Николай играет в театре "Тень", и причем совершенно бесплатно. Он нам сразу сказал, что получает деньги в других местах. Ведь в нашем зрительном зале реально помещаются только четыре человека... Дальше все будет зависеть от его желания играть.
РГ: А его ноги незаменимы ничьими другими?
Эпельбаум: В спектакле хорошо видно, что ноги задействованы танцующие, балетные, выворачивающиеся. Я в принципе не люблю второй состав. А здесь для меня особенно важно, что Полифема играет Цискаридзе. Балет был поставлен только на него. Это не то что "Лебединое озеро" Петипа: один умирает, следующего вводят...
РГ: От рождения идеи до ее осуществления прошло два года...
Эпельбаум: Для того чтобы даже в Лиликанском театре состоялась премьера, нужны деньги и силы. Разные житейские обстоятельства не позволяют делать то, что хочешь, немедленно. Но мы получили грант "Открытая сцена", что позволило нам записать живой оркестр, а это почти нереально для драматического театра. Да еще потом только кажется, что все маленькие куколки недорогие, но на самом деле это ювелирная работа, которая фактически стоит дороже, чем сделать манекен в полный рост человека.
РГ: Илья, вам понравилось руководить творческим процессом композиторов?
Эпельбаум: Очень понравилось, потому что я совершенно ничего в этом не понимаю. Кроме того, у меня нет голоса и плохой слух. Но изначальным условием было, что, какую бы глупость я ни говорил, они должны выполнять. Я потом присутствовал на записи оркестра. Музыканты, оркестранты не были предупреждены, как писалась музыка, и, когда им раздали ноты, они были в шоке и все время играли свое. Им говорили: смотрите в ноты, вы неправильно играете. А они возражали: да там неправильно написано - такой ноты быть не может. Так что было весело.
   Как я изъяснялся с композиторами? В нашем детстве были виниловые пластинки, на обложке которых какой-нибудь искусствовед описывал, что он в этой музыке слышит. Я делал все в обратном порядке: придумывал текст, рассылал композиторам (а они у меня под номерами проходили, фамилий я не знал) плюс рисовал картинки. И рассказывал образные вещи. Что вот в этой музыке, условно говоря, мало черного цвета, здесь надо грустнее. А потом нужно, чтобы она стала светлее и в конце закончилась большим и громким аккордом, допустим. Мне приходил вариант, я его слушал, посылал другому композитору, объяснял, что в нем мне нравится или не нравится, и просил поправить. В результате такого испорченного телефона возникла музыка.
РГ: Композиторы вас потом не били?
Эпельбаум: Нет. Я не был с ними знаком, а они даже не знали, где я нахожусь. Более того, мне показалось, что Владимир Николаев, который делал оркестровку, по-моему, в конце даже остался доволен. Сказал, что музыка странная и, в общем, неплохая.